Петух в германо-скандинавской мифологии и культе.
Пожалуй, петух — та птица, которая в работах, посвящённых изучению германо-скандинавской мифологии, незаслуженно забыта, несмотря на то, что в самих мифах у петуха есть определённое место, как и в обрядовых практиках. Об этом и пойдёт речь в данной коротенькой статье.

Прежде всего, поговорим о петухах в самих мифах. Их у нас там всего три.
Первый — это петух, который будит эйнхериев в Вальхалле, по имени Гуллинкамби (Gullinkambi), что означает «золотой гребешок». О нём говорится в «Прорицании вёльвы»:

Запел над асами
Гуллинкамби,
он будит героев
Отца Дружин;
другой под землей
первому вторит
петух черно-красный
у Хель чертога.

И тут, как мы видим, сразу упоминается и второй петух, имя которого не называется, но известно, что он находится в Хель.
Cтоит сказать что Гуллинкамби упомянут и под другим именем, во «Второй песни о Хельги убийце Хундинга»:

Ехать пора мне
по алой дороге,
на бледном коне
по воздушной тропе;
путь мой направлю
на запад от неба,
прежде чем Сальгофнир
героев разбудит.

Имя «Сальгофнир» (Salgófnir) не имеет удовлетворительной этимологии. По мнению Виктора Ридберга оно должно записываться как «Salgopnir» и связано с ирландским словом gop — «клюв». Первая же часть имени — это слово salr — «чертог, зал», то есть «Сальгофнир» — «клюв чертога». Другая этимология, автора которой мне не удалось установить, трактует это имя как «крикун чертога».
Весьма вероятно, что этот же петух упоминается в «Речах Многомудрого», где носит имя «Видофнир» (Viðófnir) или «Видопнир» (Viðópnir). Учитывая сходство этого имени с именем «Сальгофнир», возможно, что и последнее должно записываться как «Сальгопнир». Тем не менее, ясности в понимании значения обоих имён это не прибавляет.
О Видофнире в «Речах Многомудрого» сказано достаточно много: он восседает на вершине древа Мимамейд, которое ассоциируется с мировым древом, и герою «Речей Многомудрого» — Свипдагу — необходимо убить его, чтобы накормить его мясом двух «псов», стерегущих чертог Менглёд, в который Свипдаг хочет пройти. Но для убийства Видофнира необходим особый меч, который находится у ётунши Синмары, и который она отдаст только в обмен на некую часть тела Видофнира — некий «серп». Таким образом, задача, связанная с убийством Видофнира замыкается на саму себя и становится невыполнимой для героя.
В «Прорицании вёльвы» упоминается и третий петух:

Сидел на холме,
на арфе играл
пастух великанши,
Эггдер веселый;
над ним распевал
на деревьях лесных
кочет багряный
по имени Фьялар.

В переводе говорится «на деревьях лесных», но в оригинале сказано «í galgviði» — «в лесу виселиц», «в виселичном лесу».
Имя «Фьялар» (Fjalar, Fjalarr), вероятно, означает либо «тот, кто обманывает», либо «тот, кто прячет». По странному стечению обстоятельств оно совпадает с именем одного из двергов, что убили Квасира и сделали из его крови «мёд поэзии».
Возможно, что именно петух Фьялар упомянут в «Песни о Харбарде», где Харбард/Один говорит Тору:

У Тора сил вдоволь,
да смелости мало;
со страху ты раз
залез в рукавицу,
забыв, кто ты есть;
от страха чихать
и греметь ты не смел, —
не услышал бы Фьялар.

Есть версия что речь тут идёт о великане Скрюмире (он же — Утгарда-Локи), которого, судя по этой строфе, Тор боялся разбудить. Но речь может идти и о петухе, который живёт в «лесу виселиц», в Ётунхейме, и великана, будучи потревоженным Тором, мог разбудить уже он.
С другой стороны, в «Речах Высокого», всё же, упоминается Фьялар, который, видимо, не является петухом:

Пьяным я был,
слишком напился
у мудрого Фьялара;
но лучшее в пиве —
что хмель от него
исчезает бесследно.

Некая птица, которая вполне может оказаться петухом, присутствует на гобеленах из Оверхогдаля. Там она сидит на изображении некоего дерева. Возможно, это и есть Мимамейд или Иггдрасиль. Отмечу, что оба изображения больше напоминают петуха, нежели, например, орла, который, согласно эддическим источникам, также восседает на вершине мирового древа.

Часть гобелена из Оверхогдаля, птица на вершине дерева и под ним.
Этот образ перекликается с тем, что мы можем почерпнуть из статьи Анне Холтсмарк (Anne Holtsmark) «Myten om Idun og Tjatse i Tjodolvs Haustlöng», перевод части которой есть здесь:

Шведский вариант «майского дерева» (вообще, midsommarstång — «шест середины лета») с фигуркой петуха на вершине.
Шведский вариант «майского дерева» (вообще, midsommarstång — «шест середины лета») с фигуркой петуха на вершине.
«В Дании петуха, натертого зеленым [конопляным] мылом, подвешивали на майское дерево. На острове Фанё, как сообщает Эвальд Танг Кристенсен, «майский петух» начинал кукарекать, если майское дерево переносили куда-то с его обычного места. Петухов приносили в жертву в датском городе Лейре (согласно «Хронике» Титмара) и в Лапландии. Хеллквист сообщает, что петуха водружали на верхушку майского шеста. Другой исследователь шведского фольклора, Хаммарcтедт, подходит к проблеме петуха под иным углом. В своей статье «Птица вдохновения» он рассматривает обычай подвешивать резных деревянных птиц под стрехой крестьянских домов и церквей. Такая птица называется «петушок» и, соответственно, выглядит как петух».

Перейдём к тому, каким образом петух связан со сферой обрядовой практики. В «Записке» Ибн Фадлана описано как петух используется при похоронах знатного руса-скандинава:

«Потом доставили петуха и курицу, и убили их, и бросили их обоих в нём (корабле)».

Далее также описаны действия рабыни, которая готовится к тому, чтобы быть похороненной вместе с умершим:

«Когда же пришло время после полудня, в пятницу, привели девушку к чему-то, что они (уже раньше) сделали наподобие обвязки (больших) ворот, и она
поставила обе свои ноги на руки (ладони) мужей, и она поднялась над этой обвязкой (обозревая окрестность) и говорила (нечто) на своём языке, после чего её спустили, потом подняли её во второй (раз), причем она совершила то же (действие), что и в первый раз, потом её опустили и подняли в третий раз, причем она совершила то же, что сделала (те) два раза. Потом подали ей курицу, она же отрезала её голову и забросила её (голову). Они взяли (эту) курицу и бросили её в корабле. Я же спросил у переводчика о том, что она сделала, а он сказал: «Она сказала в первый раз, когда её подняли, – вот я вижу моего отца и мою мать, – и сказала во второй (раз), – вот все мои умершие родственники сидящие, – и сказала в третий (раз), – вот я вижу моего господина сидящим в
саду, а сад красив, зелен, и с ним мужи и отроки, и вот он зовет меня, так ведите же к нему».

Здесь вместо петуха говорится о курице, и само по себе это описание мало говорит о смысле обрядовых действий, но есть примечательный фрагмент в «Деяниях данов», который, вероятно, может пролить свет на это. Там рассказывается о некоем короле Хадинге, который отправляется в подземный мир вместе с некой женщиной:

«Когда они пошли далее, дорогу им преградила стена, к которой им было трудно подобраться или же перелезть через неё. Женщина попробовала перепрыгнуть через неё, но тщетно — ей не удалось этого сделать даже несмотря на своё худое и морщинистое тело; тогда она перебросила через это препятствие отрубленную голову петуха, которого она на всякий случай взяла с собой; птица сразу же ожила и, громко прокукарекав, возвестила о своём возвращении к жизни».

Здесь женщина перебрасывает голову петуха через некую стену, за которой птица оживает. В «Записке» Ибн Фадлана не сказано куда девушка-рабыня забрасывает голову курицы, но можно предполагать что она делает нечто аналогичное: забрасывает её за выстроенное препятствие, над которым её поднимают, и которое, судя по всему, символизирует границу между миром живых и миром мёртвых. Тушку курицы, как мы видим, оставляют в погребальном корабле, который должен быть сожжён. То есть, по логике вещей, умершая птица, попав в посмертие, должна вновь ожить там, где находится её отрубленная голова.
По всей видимости, у скандинавов петух и, в равной степени, курица могли играть некое важное значение в похоронных обрядах, и быть связаны как со смертью, так и с возвращением к жизни в посмертии. Так, при исследовании могилы 59:3 в Клинте на о-ве Эланд (Klinta, Köpings socken, Öland) были обнаружены останки обезглавленной курицы. Осмелюсь предположить что в похоронном обряде роль петуха/курицы могла сводиться к тому, чтобы быть неким жертвенным «залогом», благодаря которому умерший окажется в некой «правильной» области загробного мира, где царит благоденствие.

Интересные сведения о жертвоприношении петухов «росами», под которыми, скорее всего, подразумеваются скандинавы, мы находим в труде Константина Багрянородного «Об управлении империей». Описывая «росов», он пишет о том, как они преодолевают пороги на Днепре (причём названия порогов, приведённые на «росском» языке, имеют чёткую скандинавскую этимологию), а затем…

«После того, как пройдено это место, они достигают острова, называемого Св. Григорий. На этом острове они совершают свои жертвоприношения, так как там стоит громадный дуб: приносят в жертву живых петухов, укрепляют они и стрелы вокруг [дуба], а другие - кусочки хлеба, мясо и что имеет каждый, как велит их обычай. Бросают они и жребий о петухах: или зарезать их, или съесть, или отпустить их живыми».

Некую роль, видимо, петухи и куры играли в практике прорицаний, но какую — сказать весьма сложно. Однако в «Саге об Эйрике Рыжем» рассказывается о прорицательнице Торбьёрг, которая ходила зимой по домам и пророчествовала. Описание приготовлений к её приходу в саге содержат и такой пассаж:

«Ей было приготовлено почетное сиденье, и на него положена подушка, которая, как полагалось, была набита куриными перьями».

Также вряд ли можно сомневаться и в том, что петух в скандинавской языческой традиции ассоциировался, как и у многих индоевропейских народов, с наступлением нового дня и восходом солнца, а, следовательно — с изгнанием всевозможных потусторонних сил и сущностей. В данном отношении можно снова вспомнить «Вторую песнь о Хельги убийце Хундинга», где умерший Хельги должен отправиться из мира живых в Вальхаллу до пения петуха.
Согласно работе Евы Вигстрём (Eva Wigström) «Djurlifvet i folkets tro och sägner» (есть в этом сборнике), шведы считали что петух обладает способностью видеть призраков и чувствовать воров, о чём он предпреждает своими криками в полночь. Также петух способен чувствовать изменения погоды и предупреждать об угрозе пожара. Петух, размещённый в виде флюгеров на крышах церквей, видимо, является отголосоком древнего обычая зарывать на месте постройки церкви живого петуха, который, при этом, становится сверхъестественным существом, оберегающим церковь от вышеперечисленных угроз. Обычай этот, скорее всего, имеет языческое происхождение.
Небезынтересно, что приписываемая петуху способность чувствовать угрозы и предупреждать о них, скорее, роднит петуха с богом Хеймдалем, а не с Хэниром, как иногда полагают некоторые исследователи.
В остальном, к сожалению, данных о культе петуха очень немного, несмотря на тот факт, что останки этих птиц достаточно часто обнаруживают археологи в захоронениях и при раскопках иных объектов, относящихся к «эпохе викингов».