https://vk.com/@blotsfelagit-rll-karl-j … y-segodnya

Þræll, karl, jarl: социальные страты сегодня.
От автора.
Когда я начинал писать статью, я полагал что ограничусь только описанием социальных страт древнескандинавского общества, и рассуждениями о месте этой концепции сегодня. Но при написании статьи пришлось касаться также темы князей-жрецов, которая заняла существенную часть текста.
Итоговые рассуждения относительно положения человека в социуме, приведённые в статье, являются, конечно же, сугубо личным взглядом, и являются попыткой современного осмысления сакральной иерархии.

Тема социальной стратификации одновременно и проста, и сложна. С одной стороны, кажется, что ни о каких социальных стратах, кастах и т. п. в нашу эпоху нет смысла говорить, поскольку в современной европейской культуре (являющейся, по сути, пост-христианской) бурным цветом расцвели плоды либерализма и равенства прав человека. С другой — есть наблюдаемая нами реальность, которая позволяет судить о том, что социальная стратификация, несмотря на декларируемое равноправие, всё же, существует.
Но, прежде, чем касаться современности, необходимо кратко сказать о том, что из себя представляла социальная стратификация древнескандинавского общества. Причём, сказать не только о её социальных аспектах, но и о аспектах сакральных, с которых, пожалуй, и стоит начать.
Сам принцип социальной стратификации, то есть разделения человеческого общества на некие страты, классы, касты и т. п., согласно германо-скандинавскому мифу, является следствием прямого божественного вмешательства. В «Песни о Риге» («Rígsþula») содержится сюжет о том, как бог Хеймдаль, путешествуя по миру под именем «Риг», останавливается на ночлег у трёх пар людей. В каждом из трёх случаев он ложится спать на постель между хозяев, что приводит к рождению трёх детей.

«Риг в доме Прадеда», W. G. Collingwood.
«Риг в доме Прадеда», W. G. Collingwood.
Первая пара — Прадед (Ai) и Прабабка (Edda), остановившись у которых Риг зачинает ребёнка, которому дадут имя Þræll, что означает «Раб».
Вторая пара — Дед (Afi) и Бабка (Amma). После их посещения Ригом Бабка рожает сына, названного Karl — «Человек, Мужчина».
Третья пара — Отец (Faðir) и Мать (Móðir), у которых после посещения Ригом рождается сын, названный Jarl — «Ярл», «представитель знати».
Далее в песни также повествуется о рождении у Ярла сына по имени Кон, строка с упоминанием которого — «Konr ungr», «Кон юный» — явно обыгрывает слово «konungr» — «конунг, князь».
Ключевое для нас в этом повествовании то, что имена трёх сыновей Рига совпадают с наименованиями трёх социальных слоёв древней Скандинавии (отмечу, что представитель второй социальной страты назывался также «bóndi») — невольников (рабов), свободных людей и знати (аристократии).
И здесь мы сталкиваемся с некоторыми странностями, как историко-религиоведческого, так и теологического аспекта.
Первая странность заключается в том, что при сравнении социальной структуры древнескандинавского общества с другими подобными структурами (например, у германцев 1-2 вв, описываемых Тацитом), мы увидим что у скандинавов де-факто отсутствует страта жрецов, существование которой предполагается рядом исследователей у многих индоевропейских народов, и хорошо сочетается с «трехфункциональной гипотезой» французского лингвиста и мифолога Жоржа Дюмезиля. Согласно этой гипотезе, в протоиндоевропейском обществе, которое также было стратифицированно, каждой страте соответствовало своё наиболее почитаемое божество. Если переносить положения этой гипотезы на древнескандинавское общество, то трём стратам соответствуют три божества, изображения которых, согласно некоторым источникам, вместе присутствовали в ряде культовых мест Скандинавии: это Один, Фрейр и Тор. Таким образом, страте ярлов-аристократов соответствует Один, страте свободных людей, владеющих землёй и имуществом — Фрейр, а страте рабов, как ни странно, Тор. Вероятно, что отголосок этого содержится в эддической «Песни о Харбарде», где Один напрямую говорит Тору о том, кто кого присваивает в посмертии: «У Одина — ярлы, павшие в битвах, у Тора — рабы». Сказанное, конечно же, не означает что Тор сам по себе является чьим-то рабом, а лишь может указывать на то, что Тор владеет какой-то частью из них.
Страте жрецов, как и страте ярлов, знати, технически также мог бы соответствовать Один. И здесь стоит отметить что жречество германцев, согласно упоминаниям Тацита, носит не только сакральный характер:

«Впрочем, ни карать смертью, ни налагать оковы, ни даже подвергать бичеванию не дозволено никому, кроме жрецов, да и они делают это как бы не в наказание и не по распоряжению вождя, а якобы по повелению бога, который, как они верят, присутствует среди сражающихся».

«После этого, если гадание производится в общественных целях, жрец племени, если частным образом, — глава семьи, вознеся молитвы богам и устремив взор в небо, трижды вынимает по одной плашке и толкует предрекаемое в соответствии с выскобленными на них заранее знаками».

«Принадлежа всему племени, они выращиваются в тех же священных дубравах и рощах, ослепительно белые и не понуждаемые к каким-либо работам земного
свойства; запряженных в священную колесницу, их сопровождают жрец
с царем или вождем племени и наблюдают за их ржаньем и фырканьем.
И никакому предзнаменованию нет большей веры, чем этому, и не только у простого народа, но и между знатными и между жрецами, которые считают себя служителями, а коней — посредниками богов».

«Когда толпа сочтет, что пора начинать, они рассаживаются вооруженными. Жрецы велят им соблюдать тишину, располагая при этом правом наказывать
непокорных».

Из приведённых отрывков очевидно, что жрецы древних германцев обладали политической властью, как и германские вожди или цари. Но в собственно скандинавских источниках жрецов подобного типа мы уже не встретим, а встретим фигуры иного характера. В древнеисландском обществе это фигура «годи» (goði) — человека, который сочетал в себе как жреческие, так и социально-административные функции: годи управлял годордом (goðorð) — административно-территориальной единицей раннесредневековой Исландии, осуществлял судейские функции, был членом судейской коллегии во время Альтинга (всеобщего собрания страны). Видимо, годи также строил и содержал в годорде храм, посвящённый тому или иному божеству. В храме хранилось клятвенное кольцо, которое годи должен был надевать на руку на всех судебных и законодательных собраниях. Титул годи мог быть как завоёван доверием и авторитетом среди людей, так и приобретён в ходе сделки.
Другая фигура — фигура князя-жреца, конунга, в обязанности которого входит приносить богам жертвы от имени народа (точно так же обращаются к богам жрецы германцев при прорицании), или, по крайней мере, обязательно учатсвовать в жертвоприношении. По мнению ряда исследователей, фигура князя-жреца в большей степени связанна уже не с фигурой Одина, но Фрейра, как покровителя сакральной власти. Отступление конунгом от практики участия в жертвоприношении вызывало недовольство свободных людей, — бондов, как, например, отказ от участия в языческой трапезе конунга Хакона Доброго (см. «Сагу о Хаконе Добром»).
То есть, в скандинавской традиции фигура секулярного правителя, вождя, князя сливается с фигурой вождя сакрального. И в «Песни о Риге» мы можем увидеть косвенное отражение этого: так тот самый сын Ярла по имени Кон превосходит своего отца в умениях, которые в большей степени связаны с саркальным характером власти, нежели с секулярным.

Кон юный ведал
волшебные руны,
целебные руны,
могучие руны;
мог он родильницам
в родах помочь,
мечи затупить,
успокоить море.

Знал птичий язык,
огонь усмирял,
дух усыплял,
тоску разгонял он;
восьмерым он по силе
своей был равен.

В знании рун
с Ярлом Ригом он спорил,
на хитрость пускаясь,
отца был хитрее:
тогда приобрел он
право назваться
Ригом и ведать
могучие руны.

Последние строки весьма примечательны. «Кон юный» — «конунг» — получает право называться Ригом — тем же именем, каким назвал себя Хеймдаль, зачиная три социальных страты. И ранее в песни это же имя он дарует отцу Кона — Ярлу. Можно, исходя из этого, предположить что Риг — «rígr» — это не имя, а титул князя-жреца, соединяющего в себе обе стороны власти — светскую и сакральную.
Само слово «rígr» считается заимствованием из гэльского «rìgh» — «князь, король», и восходит к праиндоевропейскому «h₃rḗǵs» с тем же значением. Таким образом, «Песнь о Риге» — может оказаться не только песнью о том, как были созданы социальные страты древней Скандинавии, но и о священном характере власти конунга.

Вторая странность рассматриваемой нами темы заключается в том, что первым делом Риг/Хеймдаль зачинает род рабов, невольников, þræla-ætt, и лишь последним — род аристократов, знати, jarla-ætt. И для того, чтобы понять причины этой странности, посмотрим на происхождение всех трёх социальных страт чуть подробнее.
Первая страта — страта рабов, невольников, ведущая свой род от Трэлла. Люди, в чьей семье он появился, носят имена Прадед и Прабабка.
Вторая страта — свободные люди, землевладельцы, ведущие род от Карла. Имена тех, у кого зачал его Хеймдаль — Дед и Бабка.
Третья страта — знать, воины, аристократы, ведущие род от Ярла. Имена людей, с чьей семьёй он связан — Мать и Отец.
Мы видим что происхождение трёх страт оказывается протяжённым во времени и через имена членов семей, в которых Риг зачинает прародителя той или иной страты, связано с представлением о сменяемости поколений. Причём, персонажи, образующие семейные пары, выглядят достаточно аллегорически. Также стоит обратить внимание на то, как описывается быт каждой из пар.
О быте Прадеда и Прабабки говорится следующее:

Хлеб им тяжелый
достала Прабабка,
грубый, простой,
пополам с отрубями;
блюдо еще им
с едою поставила,
в миске похлебку
на стол принесла
и лучшее лакомство —
мясо телячье…

О быте Деда и Бабки сказано несколько иначе:

Мужчина строгал
вал для навоя, —
с челкой на лбу,
с бородою подстриженной,
в узкой рубахе;
был в горнице ларь.

Женщина там
прялку вращала:
пряжу она
пряла для ткани, —
была в безрукавке,
на шее платок,
убор головной
и пряжки наплечные.

И, наконец, вот что говорится о быте Отца и Матери:

В дом он вошел, —
пол устлан соломой, —
там двое сидели,
смотря друг на друга,
пальцы сплетая, —
Мать и Отец.

Стрелы хозяин
строгал и для лука
плел тетиву
и к луку прилаживал;
хозяйка, любуясь
нарядом своим,
то одежду оправит,
то вздернет рукав.

Убор был высокий
и бляха на шее,
одежда до пят,
голубая рубашка,
брови ярче,
а грудь светлее,
и шея белее
снега чистейшего.

Мать развернула
скатерть узорную,
стол покрыла
тканью льняной,
потом принесла,
положила на скатерть
тонкий и белый
хлеб из пшеницы.

И блюда с насечкой
из серебра,
полные яств,
на стол подала,
жареных птиц,
потроха и сало,
в кувшине вино
и ценные кубки;
беседуя, пили
до позднего вечера.

Как видим, помимо идеи о сменяемости поколений, в песнь также вложена идея накопления материального достатка — процесса, продолжающегося во времени. В сущности, именно уровень накопленных материальных благ и является в «Песни о Риге» ключевым маркером, определяющим изначальные условия, в которых возникает фигура прародителя каждой социальной страты: среда бедняков порождает человека, который вынужден работать самостоятельно на неприятных и тяжёлых работах, не имеет времени на заботу о себе и своём теле:

Родила она сына,
водой окропили,
он темен лицом был
и назван был Трэлем.

Стал он расти,
сильней становился,
кожа в морщинах
была на руках,
узловаты суставы,
. . . . . . . . . . .
толстые пальцы
и длинные пятки,
был он сутул
и лицом безобразен.

Стал он затем
пробовать силы,
лыко он вил,
делал вязанки
и целыми днями
хворост носил.

Дева пришла —
с кривыми ногами,
грязь на подошвах,
загар на руках,
нос приплюснут,
и Тир назвалась.

Села потом
посредине помоста,
сел рядом с нею
хозяйский сын;
болтали, шептались,
постель расстилали
Тир вместе с Трэлем
целыми днями.

Детей родили они, —
жили в довольстве, —
сдается мне, звали их
Хрейм и Фьоснир,
Клур и Клегги,
Кефсир и Фульнир,
Друмб и Дигральди,
Лут и Леггьяльди,
Хёсвир и Дрётт.
Удобряли поля,
строили тыны,
торф добывали.
кормили свиней,
коз стерегли.

Были их дочери
Друмба и Кумба,
и Экквинкальва,
и Аринневья,
Исья и Амбот,
Эйкинтьясна,
Тётругхюпья
и Трёнубейна, —
отсюда весь род
рабов начался.

Но в среде со средним материальным достатком уже возникает человек иного рода: тот, что обладает большей самостоятельностью, и которому нет нужды занимать себя тяжёлыми работами (что логично, поскольку уже до этого создан род невольников).

Ребенка тогда
родила эта Бабка,
водой окроплен был
и назван был Карлом;
спеленат он был,
рыжий, румяный,
с глазами живыми.

Стал он расти,
сильней становился,
быков приручал,
и сохи он ладил,
строил дома,
возводил сараи,
делал повозки,
и землю пахал.

Хозяйку в одежде
из козьей шерсти,
с ключами у пояса,
в дом привезли —
невесту для Карла;
Снёр ее звали;
жили супруги,
слуг награждали,
ложе стелили,
о доме заботились.

Детей родили они, —
жили в довольстве, —
звали их Дренг, Халь,
Хёльд и Смид,
Тегн, Брейд и Бонди,
и Бундинскегги,
Буи и Бодди,
Браттскегг и Сегг.

Другим имена
еще они дали:
Снот, Бруд и Сваннп,
Сварри и Спракки,
Фльод, Спрунд и Вив,
Фейма и Ристилль.
Отсюда все бонды
род свой ведут.

И, наконец, в среде с высоким достатком появляется человек, который не только не занят тяжёлыми работами и владеет землями, но обладает стратегическим мышлением и потенциальной властью над массами людей, а также может посвятить себя ратному делу и различным умениям и искусствам.

Сына Мать родила,
спеленала шелками,
водой окропила,
он назван был Ярлом;
румяный лицом,
а волосы светлые,
взор его был,
как змеиный, страшен.

Ярл в палатах
начал расти;
щитом потрясал,
сплетал тетивы,
луки он гнул,
стрелы точил,
дротик и копья
в воздух метал,
скакал на коне,
натравливал псов,
махал он мечом,
плавал искусно.

Тут из лесов
Риг появился,
Риг появился,
стал рунам учить;
сыном назвал его,
дал свое имя,
дал во владенье
наследные земли,
наследные земли,
селения древние.

Потом через лес
он оттуда поехал
по снежным нагорьям
к высоким палатам;
копье стал метать,
щитом потрясать,
скакать на коне,
вздымая свой меч;
затевал он сраженья,
поля обагрял,
врагов убивал,
завоевывал земли.

Восемнадцать дворов —
вот чем владел он,
щедро раздаривал
людям сокровища,
поджарых коней,
дорогие уборы,
разбрасывал кольца,
запястья рубил.

По влажным дорогам
посланцы поехали,
путь свой держали
к дому Херсира;
дочь его умная,
с белым лицом
и тонкими пальцами,
Эрной звалась.

Посватались к ней,
и в брачном покрове
замуж она
за Ярла пошла;
вместе супруги
жили в довольстве,
достатке и счастье
и множили род свой.

Бур звали старшего,
Барн — второго,
Йод и Адаль,
Арви и Мёг,
Нид и Нидьюнг —
играм учились, —
Сон и Свейн —
тавлеям и плаванью, —
был еще Кунд,
а Кон был младшим.

Итак, «Песнь о Риге» отражает не только тот факт, что социальная стратификация носит священный характер, но и тот, что происхождение Трелла, Карла и Ярла связано с уровнем материального достатка той среды, в которой рождается человек.
В таком случае отражённая в песни сменяемость поколений говорит нам о том, что уровень материального достатка, являющийся ключевой характеристикой условий появления представителя каждой социальной страты, может изменяться со временем (вспомним: каждое названное поколение оказывается богаче предыдущего), а это приводит нас к тому, что древнескандинавская социальная стратификация — не жёстко «закрытая» структура, подобно кастам индуизма, но структура, в которой возможен переход из одной страты в другую при изменении условий. Собственно, потому социальные страты и перечислены в порядке «рабы — свободные люди — аристократия» — чтобы отразить возможность перехода из одной в другую при изменении условий.
Итак, подведём итог: «Песнь о Риге» не только мифологически обосновывает социальную стратификацию традиционного германо-скандинавского общества и, вероятно, сакральный характер князей-жрецов («ригов»), но и тот факт, что стратификация носит двойственный характер: с одной стороны социальные страты представлены как «рода» (ættir), то есть имеет место наследственный характер принадлежности к той или иной страте, но с другой — при изменении материальных условий возможен переход из одной страты в другую. Таковы теологические основания социальной стратификации.

Соответствует ли это тому, что мы видим в древнескандинавском социуме? В целом, да, несмотря на то, что положение рабов было нелёгким по меркам современных пост-христианских и гуманистических ценностей. Да, раб, фактически, был вещью, принадлежащей хозяину (что, впрочем, не распространялось, например, на тех, кто становился невольником из-за невозможности выплатить долги), мог быть убит, не имел права наследовать что-либо. Но в то же время имел право жениться и делать накопления для того, чтобы выкупить себя из рабства. Также необходимо отметить что далеко не всегда взаимоотношения раба и хозяина были столь однозначны и строились на жестокости и подчинении: раб в древней Скандинавии выполнял множество функций, от которых зависело процветание хозяйства, и нередко рабы занимали достаточно высокое положение в иерархии отдельно взятого хутора. Более подробно о положении и функциях рабов можно прочесть в работе А. А. Сванидзе «Викинги — люди саги: жизнь и нравы».

Взглянем, наконец, на сущностные характеристики прародителей всех трёх социальных страт. То есть на то, каковы представленные фигуры по своей внутренней сути.
Þræll — «раб, невольник» — это тот, кто не несёт ответственности за себя самого, находится в зависимом или подчинённом положении, и в целом склонен к подчинению, но также и к попыткам разрушения социальной иерархии. В сагах, обычно, рабы описываются как люди ленящиеся, мало заботящиеся о себе, о своей гигиене, и обладающие не слишком большим интеллектом.
Karl или bóndi — «свободный человек» — тот, кто обладает ответственностью за себя и близких, не склонен к подчинению и зависимости. Способен обеспечивать себя, следить за собой, и отличается практичным сметливым умом, а также склонностью к ремеслу и творчеству.
Jarl — «представитель знати» — это тот, кто не только независим и ответственен за себя и свой род, но может брать на себя ответственность и за других людей, руководить ими. Обязан обладать высоким интеллектом, стратегическим мышлением, рядом каких-либо искусств.
Также нам необходимо взглянуть и на ключевые внешние признаки каждой социальной страты вне зависимости от того, что принадлежность к той или иной может быть наследственной. Это необходимо чтобы подойти к вопросу о социальной стратификации в условиях современности.
Трэлль — это человек из среды с низким материальным достатком, не имеющий собственного недвижимого имущества, занятый на низовых или тяжёлых работах и находящийся в полной материальной зависимости от кого-либо.
Карл/бонди — это человек, обладающий собственной недвижимостью, и обеспечивающий себя самостоятельно или через наёмных работников, находящихся в материальной зависимости от него.
Ярл — это, с одной стороны, тот, кто не только обладает недвижимостью, наёмными рабочими и высоким достатком, позволяющим жить в роскоши, но и значительной степенью власти в социуме. С другой стороны, этот же человек должен иметь непосредственное отношение к воинской среде и воинскому ремеслу.
Перенося эти характеристики на современные условия, мы можем достаточно легко увидеть то, что социальная стратификация существует, независимо от политического строя. Даже в развитых демократических странах, несмотря на декларируемое либеральной идеологией «равноправие», так или иначе мы можем наблюдать все три социальные страты, сущностно совпадающие с тем, что было только что описано. «Ярлы» — власть имущие, политики, руководители и представители силовых структур. «Карлы/бонды» — люди, обладающие собственным делом, бизнесом, ремеслом, приносящим им доход. «Трэлли» — все остальные, находящиеся в положении наёмных рабочих и в связанной с этим материальной зависимости.
Пожалуй, два ключевых отличия заключаются лишь в том, что в современном мире страта условных «ярлов» далеко не всегда соотносится с воинской деятельностью, а страта «трэллей» не везде и не всегда находится в столь же несвободном положении, каковым оно было в древней Скандинавии. Да, современный «трэлль» может достаточно легко уволиться, сменить работодателя, найти новую работу, и, конечно же, никто его не будет убивать за это. Никто не будет такого человека покупать или продавать. Но внешний признак — материальная несвобода и зависимость от постороннего лица — всё равно останутся, даже несмотря на уровень достатка, позволяющий приобретать недвижимость и ежегодно проводить отпуск в какой-нибудь тёплой стране. Увы, приходится констатировать тот факт, что по внешним признакам большинство населения планеты — страта «рабов», трэллей.

И вот тут мы подходим к дихотомии социальной стратификации в условиях современности. Она заключается в том, что сегодня наследственные или сущностные признаки конкретного человека могут не соответствовать фактическому положению в современной иерархии. Например, череда различных европейских революций привела к тому, что сегодня человек, который по крови относится к сословию «ярлов», знати, де-факто может существовать в положении «трэлля» ввиду социально-экономических условий. И наоборот: человек, являющийся по сути «трэллем» — в положении аристократа.
С точки зрения традиционного и мифологического восприятия действительности, такое положение вещей — следствие того, что мироздание постепенно движется к гибели богов и «веку бурь и волков», характеризующемуся, в частности, разрушением священного социального порядка, его десакрализацией, переворачиванием с ног на голову. И, в связи с этим, осталось затронуть самый важный момент: на что опираться современному германо-скандинавскому язычнику в вопросе соотнесения себя с той или иной социальной стратой — на фактическое положение в современной десакрализованной иерархии или же на сущностные или наследственные признаки?

На взгляд автора, ответ необходимо искать через сравнение обеих ранее показанных характеристик — сущностной и внешней, поскольку, как ранее было сказано, социальная стратификация, установленная Ригом/Хеймдалем, не является «жёсткой» и допускает переход из страты в страту. Соответственно, нельзя считать «трэллем» человека, который является таковым лишь по внешним признакам, но по сущностным или наследственным принадлежит к «бондам» или «ярлам». Точно так же нельзя и назвать «ярлом» того, кто внешне обладает полнотой власти и роскошью, но по сути своей является «трэллем».
Проще всего провести подобное сравнение через график, приведённый ниже.

Þræll, karl, jarl: социальные страты сегодня., изображение №2
Необходимо взглянуть на сущностные признаки человека, которые могут как совпадать, так и не совпадать с наследственными ввиду различных факторов. Сущностные признаки, на взгляд автора, являются первостепенными, поскольку сегодня далеко не каждый может установить своё фактическое происхождение.
Далее необходимо сопоставить текущее положение человека в социуме с внешними признаками той или иной социальной страты, и, исходя из полной картины, понять где на графике находится конкретный человек. Отмечу, что зелёные точки — точки полного совпадения как сущностных, так и внешних признаков.
Чтобы далеко не ходить за примерами, скажу что автор статьи имеет польские шляхетские корни, то есть, мог бы наследственно относиться к «ярлам».

Þræll, karl, jarl: социальные страты сегодня., изображение №3
Тем не менее, отсутствие у автора амбиций в отношении власти над людьми и ряд иных факторов, скорее, делает автора ближе к «карлам/бондам», в то время, как фактическое положение в социуме на данный момент близко к позиции трэлля (и сам автор пишет об этом без тени всякого стеснения). Соответственно, отметить положение автора можно как на представленной картинке — синей точкой. Что, конечно же, ставит перед автором (да и перед любым современным язычником) одну из личных задач — занять желаемое место в рамках подлинно сакральной социальной структуры, «совместив» свою точку с одной из зелёных на графике.